Вернувшись во вдовий дом, Джотто перевел дух. И чего это ему, спрашивается, одному не жилось? Захотел компании, и завел себе проблему. Жениться тебе надо, Скамоцци. И детей заводить, чем больше, тем лучше. Будет тебе нормальная семья — и думать забудешь что такое одиночество.
Но... Всему виной было одно качество, которое сам ресторатор относил к разряду своих добродетелей, от которых только проблемы. Скамоцци не мог врать близким людям. А супруге, как одному из самых близких своих людей, он не смог бы внятно обьяснить, почему заглядывается на представителей своего пола, и не горит желанием исполнять супружеский долг. Заводить же жену для прикрытия, значит повесить на себя обузу гораздо большую, чем этот инфантильный блондин.
И, в очередной раз придя к неутешительному выводу, что семьи у него нет и никогда не будет, Джотто взялся за молоток и гвозди. Подходящего куска сетки не нашлось, большое окно в комнате пришлось перекрывать парой кусков, находящих друг на друга. Третий ушел на окно в коридоре, и еще один — на крохотное окошко в ванной комнате. Справился с установкой Скамоцци очень быстро, благо, не смотря на вечерний час светло было как днем. Закончив с сеткой, мужчина прислушался к тишине в доме. Нет-нет, но ее нарушал мерзкий писк комаров, которые уже успели налететь в комнату, и теперь прятались по темным углам, дожидаясь возвращения распаренного и чистого блондина.
Нужно поставить сюда горшок с геранью... Или, на крайний случай, подержать тлеющую полынную сигару...
Размышляя над тем, как лучше поступить, Скамоцци сделал шаг из ванной в коридор... И споткнулся о кучку брошенной аристократишкой одежды. От неожиданности, ресторатор чуть не проглотил парочку оставшихся гвоздей, которые по привычке держал в зубах на манер сигары, чтобы руки оставались свободными для работы. Отплевавшись, мужчина убрал гвозди в карман (памятуя об одном неприятном опыте — в нагрудный, а не в задний), и поднял одежду и башмаки постояльца с пола. Так и есть — потные, пыльные, и запачканны десертом и кофе. Наверняка как и постель...
Горестно вздохнув (с каждым часом вздохи Джотто становились все выразительнее и выразительнее — вот что знаичт практика), Скамоцци прошел в комнату, и снял с постели белье, совершенно убитое арендатором. Как он умудряется за столь короткий промежуток времени создать вокруг себя столько проблем? Для этого талант нужен. Врожденный.
Свернув белье в тюк вместе с одеждой Альгьери, и прихватив его ботинки, ресторатор отправился было на выход... Но, немного поколебавшись, подошел к бюро и расстегнул саквояж. Так и есть, набит деньгами... причем именно набит, в укладке пачек ассигнаций не было никакой системы, большая часть скомкана и измята.
Одежды не было — только пара чистых подштанников и ночная сорочка. Представив себе Люцифера, в одном брэ разгуливающем по ресторану и пугающему посетителей, Джотто передернулся. А ведь этот может... Значит, нужно отдать в прачечную сейчас, и чтобы к утру выстирали и высушили.
Закрыв саквояж, ресторатор прихватил поднос с грязной посудой, и вышел из вдовьего домика, делая большой крюк по саду, чтобы не побеспокоить своего постояльца. На кухне Джотто снял с огня ведра с водой, которая уже начала закипать, и высунулся из окна, кликнув мальчишку-чистильщика обуви. Кинув ему пару ботинок постояльца и тюк с бельем, Джотто велел:
- Отнеси в прачечную на углу, вели все выстирать, высушить и отгладить к утру. Ботинки почисти, и шустрей давай.
Мальчишка унесся, утащив тюк и ботинки. Ресторатор поднялся наверх, чтобы достать из шкафа стопку чистого постельного белья, и полынную сигару. Прихватив с кухни коробок спичек, мужчина вернулся в дом своего постояльца. Налил керосина в керосиновую лампу, подпалил фитиль от огонька спички, а рядом положил сигару на медную поставку.
Сигара была свернута как и любая другая, только не из табачных листьев, а из листьев и стеблей высушенной таврической полыни. Ее дым прекрасно убивал всех насекомых и паразитов, а еще неплохо лечил простуду. Средство это было откуда-то с востока, кажется, из Китая. Как-то раз полынную сигару подарил Джотто его торговый партнер, поставлявший ему чай и редкие сладости. Попробовав это необычное средство, Скамоцци научился делать такие сам, и с тех пор активно ими пользовался.
Оставив сигару тлеть, ресторатор перестелил постель, и, поправляя одеяло, только подумал о том, что его постояльца давно не слышно. Как по заказу с той стороны сада, где стояла ванна, раздался громогласный вопль. Джотто начинал к ним привыкать, потому что даже ничего не уронил, и даже не вздрогнул от неожиданности.
Одним воплем аристократишка не ограничился, и продолжал орать, словно он матрона на сносях, собирающаяся вот-вот разродиться. Тихо, но очень недобро поминая всех предков синьоре Альгьери, ресторатор быстро сбегал на кухню, подхватил два ведра горячей воды, и быстрым шагом донес их до ванной...
Застав блондина в том же положении, в котором он его оставил. Похоже, его постоялец даже не начал мыться. Поставив ведра на землю, Скамоцци хмуро поинтересовался:
- Синьоре собирается здесь спать?
Не дожидаясь оправданий, он засучил рукава повыше, и опустил руку в ванную, чтобы выдернуть затычку, и спустить воду в землю. Выпустив половину, Джотто долил горячей воды, опорожнив одно ведро. В ванной стало заметно теплее, судя по тому, что блондин перестал картинно синеть.